Язык так или иначе не сводится к подбору знаков для вещей. Он начинается с выбора говорить или не говорить. Выбор между молчанием и знаком раньше чем выбор между знаком и знаком. Слово может быть менее говорящим чем молчание и нуждается в обеспечении этим последним. Молчание необходимый фон слова. Человеческой речи в отличие от голосов животных могло не быть. Птица не может не петь в мае. Человек мог и не заговорить. Текст соткан утком слова по основе молчания.
Марр
Статья вошла в авторский сборник «Слово и событие» (М., 2001; 2-е изд. — М., 2010).
В тексте сохранены авторские орфография и пунктуация.
В тексте сохранены авторские орфография и пунктуация.
Марр
Выросший на Кавказе, он еще на втором курсе университета выдвинул свою теорию: родство яфетических языков с семитскими. К яфетическим языкам отнес кавказские, иберский, этрусский, чувашский, затем по расшифровке соответствующей письменности хеттский. Все они должны были сохраниться в горных и труднодоступных районах от древней эпохи и сохранить следы особого языкового мышления. Теория была разработана на материале языков, и очень многочисленных, которые обычно не входили в круг знания индоевропеистов или вообще лингвистов. Дух теории, ее страсть остались непонятны и неприятны классическим школам, с которыми Марр соответственно вел полемику. В ней дышат скифские степи и ветер тысячелетий, грозящие крушением изящному зданию западной науки о языке. Это не партизанские наскоки; превосходство Марра в предвидении велико. Однако евразийский ученый и культурный мир, к которому взывал Марр, отсутствовал.
Его новое учение о языке формально говоря можно брать отдельно от яфетизма, поскольку оно претендует на значимость для всех языковых семей. Главное в нем упор на политические, мировоззренческие и культурные моменты. Язык не естественная способность человека, а общественный институт. До начала трудовой деятельности человека уже существовал линейный язык, язык жестов (здесь дань трудовым теориям своего времени). С использованием руки для труда развился звуковой — но как? Был звериный звук, неразличимый в деталях комплекс; он был именем племени и означал всё, т. е. именно всё что угодно. Стоило только теперь этому звуку получить привязку к одному, хотя бы одному-единственному отдельному явлению, событию, вещи, и вот уже тем самым задан весь язык в его сложности, которому для своего развития после такой привязки надо немного: несколько скрещиваний, ряд заимствований. Язык формируется по мере объединения народов в группы по производственному, имперскому, другим принципам, так что развивается от частного к общему. На новой основе обновленного революцией человечества может возникнуть единый мировой язык — должен возникнуть.
Те всезначимые звуки, от которых произошел язык, привязывались в первую очередь к самым общим магическим вещам, например начинали означать небо и природу и рождение, всё это в общем виде. Здесь Марр намечает группы связных представлений, основываясь в частности на данных антропологии (Леви-Брюль) и палеонтологии. Здесь, скажем, рука — женщина, рука — давать. Все слова удается возвести к четырем праэлементам, по именам четырех племен, от названий которых пошли эти элементы: сал, сарматы, рош, этруски, бер, берберы, йон, ионийцы. Правила редукции страшно общие и проиллюстрированы на довольно-таки ограниченном материале.
Но что продолжает задевать, это верные догадки, раскиданные там и здесь. Западная лингвистическая наука обречена на увядание, поскольку не выходит за пределы формы, фонетики на простор семантики. Имя привязывают к предмету не за его форму, а за его функцию. Не было никакого языкового дерева, а шли бесчисленные скрещивания (Пизани). Языковое мышление меняется из века в век, и современные европейские языки представляют в этом смысле что-то очень отличное уже от так называемых древних, которые Марр причислил бы скорее к новейшим.
И всё это делалось человеком неистощимой, лошадиной силы и огромной памяти, не отягощенным веригами европейской дисциплины.
1970
Выросший на Кавказе, он еще на втором курсе университета выдвинул свою теорию: родство яфетических языков с семитскими. К яфетическим языкам отнес кавказские, иберский, этрусский, чувашский, затем по расшифровке соответствующей письменности хеттский. Все они должны были сохраниться в горных и труднодоступных районах от древней эпохи и сохранить следы особого языкового мышления. Теория была разработана на материале языков, и очень многочисленных, которые обычно не входили в круг знания индоевропеистов или вообще лингвистов. Дух теории, ее страсть остались непонятны и неприятны классическим школам, с которыми Марр соответственно вел полемику. В ней дышат скифские степи и ветер тысячелетий, грозящие крушением изящному зданию западной науки о языке. Это не партизанские наскоки; превосходство Марра в предвидении велико. Однако евразийский ученый и культурный мир, к которому взывал Марр, отсутствовал.
Его новое учение о языке формально говоря можно брать отдельно от яфетизма, поскольку оно претендует на значимость для всех языковых семей. Главное в нем упор на политические, мировоззренческие и культурные моменты. Язык не естественная способность человека, а общественный институт. До начала трудовой деятельности человека уже существовал линейный язык, язык жестов (здесь дань трудовым теориям своего времени). С использованием руки для труда развился звуковой — но как? Был звериный звук, неразличимый в деталях комплекс; он был именем племени и означал всё, т. е. именно всё что угодно. Стоило только теперь этому звуку получить привязку к одному, хотя бы одному-единственному отдельному явлению, событию, вещи, и вот уже тем самым задан весь язык в его сложности, которому для своего развития после такой привязки надо немного: несколько скрещиваний, ряд заимствований. Язык формируется по мере объединения народов в группы по производственному, имперскому, другим принципам, так что развивается от частного к общему. На новой основе обновленного революцией человечества может возникнуть единый мировой язык — должен возникнуть.
Те всезначимые звуки, от которых произошел язык, привязывались в первую очередь к самым общим магическим вещам, например начинали означать небо и природу и рождение, всё это в общем виде. Здесь Марр намечает группы связных представлений, основываясь в частности на данных антропологии (Леви-Брюль) и палеонтологии. Здесь, скажем, рука — женщина, рука — давать. Все слова удается возвести к четырем праэлементам, по именам четырех племен, от названий которых пошли эти элементы: сал, сарматы, рош, этруски, бер, берберы, йон, ионийцы. Правила редукции страшно общие и проиллюстрированы на довольно-таки ограниченном материале.
Но что продолжает задевать, это верные догадки, раскиданные там и здесь. Западная лингвистическая наука обречена на увядание, поскольку не выходит за пределы формы, фонетики на простор семантики. Имя привязывают к предмету не за его форму, а за его функцию. Не было никакого языкового дерева, а шли бесчисленные скрещивания (Пизани). Языковое мышление меняется из века в век, и современные европейские языки представляют в этом смысле что-то очень отличное уже от так называемых древних, которые Марр причислил бы скорее к новейшим.
И всё это делалось человеком неистощимой, лошадиной силы и огромной памяти, не отягощенным веригами европейской дисциплины.
1970