Больше трех веков отшумело над гробницей человека, чье имя стоит в заголовке этой статьи. Множество ученых, от кардинала Поло до историка Роско, исследовали его жизнь и его произведения. Но для большинства читателей его характер и цели его деятельности всё еще остаются загадкой, неразрешимой проблемой  [ 1 ]  . Его родной город  [ 2 ]   написал на его гробнице, как приговор окончательного суда, знаменитые слова: TANTO NOMINI NULLUM PAR ELOGIUM  [ 3 ]   — и, однако, во всех странах Европы, да и в самом лоне его отечества звук его имени вызывает смешанные, чуть ли не мрачные чувства, и то, что надлежит назвать его учением, остается и еще надолго останется синонимом коварства, хитрости и безнравственности.

Мы не знаем другого великого писателя, за исключением, может быть, Спинозы, чья память так жестоко и так несправедливо оскорблялась бы в течение трех веков. Время от времени кто-либо из редких защитников осмеливался воспротивиться общему течению; биографы Макиавелли, пораженные его патриотизмом, прямотой и античной добродетелью, его стоической твердостью в несчастьях, призвали пересмотреть неблагоприятное суждение, вынесенное о нём, и заново перечитать его книги. Но никто не осмелился полностью оправдать его; никто, насколько нам известно, не пожелал дойти до истоков обвинения и подвергнуть тщательной критике мотивы, воздействовавшие на большую часть исследователей, и обличить заинтересованность судий, страсти и интересы, повлиявшие на их решение. Труд этот еще даже не начат, и мы здесь можем лишь указать на его необходимость; но несомненно, что результатом его будет разрушение всего нагромождения пристрастных свидетельств, которые стоят сейчас между нами и предметом нашего исследования и которые влияют даже против нашей воли на приговор, который выносим в свою очередь и мы.

Тот, кто возьмется за этот труд, заметит, что секрет всей ярой ненависти к Макиавелли заключается (в первую очередь в том, что касается итальянских и французских писателей) вовсе не в политических максимах, содержащихся в «Государе», — максимах, которые, впрочем, как показало одно малоизвестное латинское сочинение Гаспара Шоппиуса  [ 4 ]  , можно найти в книгах Фомы Аквинского, — но в неустанном, упорном противодействии мирской власти Римской курии, явствующем во всех произведениях Макиавелли, в его стараниях показать современной ему молодежи необоснованность этой власти и в смелости, с которой он в своих комедиях  [ 5 ]   нападал на лицемерие и разврат монахов своего времени. Систематическое преследование, начатое против Макиавелли во второй половине XVI века, было в самом начале не чем иным, как происками католического священства, которое позднее еще более ожесточили и успехи Реформации, и пошатнувшееся положение Римской курии, и ее тяжбы с некоторыми светскими правителями. Первое нападение было сделано кардиналом Поло в 1535 году; поводом к нему послужило использование английским правительством цитаты из книги Макиавелли против мирской власти духовенства. Впрочем, кардинал Поло сам слышал из уст людей, близких Макиавелли, будто тот «желал ускорить крушение того, кому была предназначена его книга, давая ему советы, выполнение которых привело бы его к гибели». Это единственное толкование, которое никогда, насколько нам известно, никем более не повторялось  [ 6 ]  ; оно доказывает, какова бы ни была его собственная ценность, что еще несколько лет после смерти Макиавелли во Флоренции никто даже и не думал обвинять этого великого итальянца в том, что он добивается повсеместного распространения своего учения  [ 7 ]  .

Позднее, в 1564 году, после того как доминиканский монах Каттарино написал вторую книгу с очередными нападками, Макиавелли был осужден одним из церковных советов, и его произведения, которые до 1559 года печатались с одобрения Римской курии и пользовались ее привилегией, имели честь попасть в «Индекс»  [ 8 ]  . Тогда рухнула последняя преграда, и не было ни одного самого жалкого католического писаки, который не выпустил бы новой книжонки, стараясь превзойти в ругани своих предшественников. Одни обвиняли Макиавелли в безбожии, другие объявляли, что он умер, богохульствуя, и, как всегда, всех превосходили бесстыдством и лживостью иезуиты. Начиная с иезуита Поссевино, наглого фальсификатора, который сам придумывал цитаты, чтобы было удобнее их опровергать, до иезуита Тирабоски, оспаривавшего у Макиавелли то единственное достоинство, в котором ему не могли отказать даже самые злобные его враги, достоинство глубокого и правдивого историка, начиная с того испанского иезуита, который, обвиняя Макиавелли в безнравственности, выставлял образцом для государей некоего святого Фердинанда, который на собственных плечах таскал поленья для костров инквизиции, и до иезуитов Ингольштадта, которые с большой торжественностью сожгли статую «помощника дьявола»,— всё это общество свято выполнило свой долг. Никогда еще столь старательно не выполнялось правило: «Лгите, лгите, от лжи всегда что-нибудь остается»; трудами бараньего стада литераторов, шедших по следам иезуитов, оно произвело свое действие.

Странным образом совершенно иные страсти и иные предрассудки привели к тому же самому обвинению протестантских писателей. «Государь» был посвящен Лоренцо Медичи, герцогу Урбино; Катерина, мать Карла IX, была женой Лоренцо  [ 9 ]  ; этого оказалось достаточно, чтобы кальвинисты стали говорить, что «в книге Макиавелли она нашла оправдание для чудовищного плана Варфоломеевской ночи». Другие уверяли, что Генрих IV носил с собой «Государя», когда пал, пронзенный кинжалом Равайяка. Все охотно слушали, и казалось, что достаточно обвинить Макиавелли, чтобы тебе поверили. Бейль, великий скептик, повторил придуманные иезуитами анекдоты, и слово «макиавеллизм», одинаково ругательное для обеих партий, стало употребляться для обозначения самого презренного и недостойного обмана, самого жестокого и холодного лицемерия. После этого приходилось ли спрашивать, кто был вдохновителем Луи XI  [ 10 ]  . И, несмотря на всё это, Бэкон, величайший мыслитель новой эры, уверенно начертал в своей книге «De augmentu scientiarum» следующие слова: Gratias agamus Machiavello et hujusmodi scriptoribus qui aperte et indissimulanter proferunt quid homines facere soleant, non quid debeant  [ 11 ]  . Позднее Жан-Жак Руссо назвал Макиавелли «великим республиканцем»  [ 12 ]  . Так дважды гений был понят гением. Суждение Руссо и Бэкона, по нашему разумению, весит больше, нежели голоса тысяч иезуитов и кальвинистских сектантов, и оно есть наилучшее толкование книг Макиавелли и его намерений.

Да, Макиавелли был республиканцем. Человек, который стойко перенес пытку за заговор против Медичи  [ 13 ]  , человек, который всю свою жизнь твердил итальянцам: «Будьте сильными; вверяйтесь не иностранным солдатам, но своей силе и своей смелости»,— этот человек не думал обучать тирании жалких, презираемых им государей  [ 14 ]  . Когда он испробовал все пути воспитания нации, он написал своего «Государя» и бросил его современникам, чтобы сказать им: «Вот что сделают ваши слабые и порочные правители, чтобы владеть вами; подумайте об этом».

Да, Бэкон прав: Макиавелли был великим историком. Он правдиво описал нравы своей эпохи, против которых выступал всю свою жизнь. И его ли мы обвиним, если сама эпоха была низменной и «макиавеллической»? Те, кто в наше время обвиняет его, подобны критикам, упрекающим Байрона и Гёте за то, что они посеяли семена безверия, которого сами же они были первыми жертвами.

Есть гении с пророческим даром, и есть гении завершения; Макиавелли в числе этих последних. Не ищите у него идеи закона прогресса или понимания коллективной жизни человечества, которой он совершенно чужд; он выразитель индивидуальной личности, человек своей эпохи, эпохи, которая начинается Луи XI и кончается Борджиа; и не ставьте ему в вину характер его картин  [ 15 ]   и их воздействие. Он не творит, но копирует; он рисует то, что видит перед глазами.

Эти мысли пришли нам в голову на лекции г-на Гонсалеса  [ 16 ]  * об итальянских историках. Мы с удовольствием слышали из уст итальянца, возможно, еще слишком робкую, но заслуживающую высшей похвалы за справедливость своих идей реабилитацию человека, так плохо понятого в своей стране. «Антимакиавеллизм» Луи XI, Фердинанда Католика, Александра VI, герцога Валентино, Людовика Мавра  [ 17 ]   (а сколько еще имен можно было бы прибавить!), тогдашнее положение Италии и несчастные наклонности ее правителей, другие произведения Макиавелли, и в первую очередь его жизнь, столь славная, столь самоотверженная в служении родине, — всё это послужило г-ну Гонсалесу материалом для правильного понимания «Государя».

Эта книга — анатомия тирана, сказал он. Макиавелли решил раскрыть его секреты, чтобы подданные почувствовали отвращение, а государи устыдились.

Г-н Гонсалес уже пользуется доброй известностью у наших читателей, и еще большей — у наших читательниц. Лекция, о которой мы говорим, лишь укрепляет наши к нему симпатии и уважение к его добросовестным занятиям и способностям.

Поводом для этой статьи, которая была помещена в «Европейском вестнике» (французском бюллетене, издававшемся в Лондоне), послужила прочитанная в Лондоне в октябре 1842 г. лекция Гонсалеса, политического эмигранта из Мантуи и близкого знакомого Маццини.